Примакова (Сидоренко) Ольга Максимовна
07.02.1937 г.р
д. Дуброва Копаткевичский район
Когда началась война, проживали с мамой. Папу забрали с первого дня войны, сразу. Войну я помню как праздник какой. Почему? Потому что собралось очень много людей, а деревня маленькая. Всех повезли в Колки, где сельский совет. Там было очень много призывников, мужчин. Там и музыка была. А потом говорят, что это не радость, это война началась. И вот с первого дня отца забрали, и мы проживали с мамой. У меня брат был младше меня на три года, Владимир.
Когда немцы пришли в деревню, помню, первый пришел к нам полицай и сказал: «Готовьте, что есть дома, так как приедут немцы, надо им собрать что покушать».
А потом мы пошли в лес, потому что боялись, потому что начали немцы в другие деревни приходить и убивать или насиловать, поэтому мы на день уходили в лес, а на ночь приходили домой.
Моя мама родом из Хвойни. И когда начали появляться отблески пожарища на небе, мама вышла и говорит: «Горит моя родина». А назавтра пришёл муж маминой сестры и говорит: «Все, Елизавета, никого не осталось. Сгорели. Спалили».
Помню, что однажды в лесу немцы женщину убили. А у нее был маленький ребенок. Она лежит убитая, а ребенок по ней прямо ползал. И женщину закопали мертвую и закапали живого ребенка.
Однажды староста деревни начал ходить по домам, и говорить, что сегодня, кто в деревне, увезут, что желательно, чтобы прихватили с собой что-нибудь покушать. В Озаричи приехали. Проезжаем в лес, а потом поляна и болото, огороженное колючей проволокою. Начали разгружать, и тут начали все кричать, люди уже поняли, куда нас привезли. В лагере заражали тифом. Там были не только наши, а со всей Гомельской области.
Специально свозили людей, чтобы заразить тифом, и чтобы потом заразить армию. Первое время в лагере тихо было, а потом начался детский плач, потом дети начали просить кушать. Немцы ничего не давали кушать. Вот мы просим у мамы кушать, она дает корочку хлеба сушеного и говорит, чтобы мы её сосали и не глотали. А как не глотать, если есть хочется. Ну а потом уже ели сухофрукты. И этим мы выжили.
Мы находились там 12 дней. Люди кричали, плакали, стонали и умирали. Потом нас освободили. Просили не толпиться, когда выходили, чтобы друг друга не давить. Там нельзя было ступить так, чтобы не наступить на мертвого. Помню, мама говорит мне идти, а я не могу пройти через трупы.
Когда мы пришли в свою деревню, у нас осталось только три дома. А всех домов было 68. Все эти люди в этих трех домах и жили, все заболели тифом, кроме меня и одного взрослого парня. Мы и ухаживали за всеми. Но умерших не было. Помогло, что наша территория была сильно заминирована. Приехали минеры, а с ними женщина-врач. Она какие-то лекарства давала, тем и спасла наших людей.
Женщина-почтальон потом рассказывала, что за деревней расстреливали евреев
